Недавно я нашла дневник папы, который он вел в 17 лет. В нем было написано: «Едем с другом на турслет с гитарами. Взяли с собой семнадцать бутылок портвейна и двадцать водки». Поэтому думаю, что алкоголь был в его жизни с самой юности. До 7 лет мы жили с бабушкой, а потом переехали к дедушке, и папины проблемы стали заметнее. Он выпивал после работы, поздно приходил домой и часто кричал на маму.
В детстве во время ссор родителей я цепенела и замирала, но когда подросла, начала думать, что должна защитить маму. Это не приносило результата, появлялось чувство бессилия. Бороться с этим невозможно и неуместно: если у человека с зависимостью нет желания ничего менять, то как на это может повлиять ребенок? В итоге в 13 лет мы с братом стали уходить в интернет-кафе. Сидели на форумах и чатах — так у нас появилась жизнь вне школы и дома, знакомые, с которыми можно было проводить время. Мне было важно иметь место, где можно быть кем‑то еще. Тогда я начала вести ЖЖ. Это была первая попытка сформулировать свои переживания и осознать свои эмоции.
Дома на нас не поднимали руку и не орали, но когда ты растешь в равнодушии и пренебрежении, когда жизнь всей семьи зависит от настроения одного человека, это тоже сильно влияет. Я не пытаюсь преувеличить свою травмированность: алкогольная зависимость влияет на всех людей, живущих в одной в квартире. Постоянное ощущение неважности формирует личность ребенка и в будущем негативно сказывается на его работе и жизни.
Повзрослев, я попыталась наладить отношения с отцом — пришла в клуб, где он был с друзьями, со словами: «Пап, давай пообщаемся». Мы сидели за столиком, и в какой‑то момент его подруга сказала, что он «привел малолетнюю шлюху». Отец даже не заступился, не возразил ей. Это была такая гротескная ситуация: я пыталась наладить контакт как взрослый человек, но ничего не вышло.
Папа умер в 2015 году, когда ему было 54. Я сильно злилась, не понимала, зачем этот человек вообще существовал. Никогда не испытывала иллюзии, что люблю отца, но задумалась о своих чувствах только после его смерти. Его присутствие на земле оправдывает лишь появление моего брата и его детей, которых я очень люблю. Спасибо папе, что у меня есть такая семья. Больше благодарить не за что.
Мы с братом очень разные. Я постоянно меняю отношения, работу, круг общения, а брат дружит с одними и теми же людьми, женат уже пятнадцать лет — для меня это фантастика. Но, когда мы обсуждаем какие‑то детали из детства, он меня очень поддерживает, часто говорит, что благодарен за то, что я делюсь с ним переживаниями, присылаю тексты про ВДА. У нас разные жизни, но очень много общего, и то, что мы разговариваем, помогает нам понять друг друга.
Казалось, что если я не буду спасать и поддерживать партнера, то останусь одна. А если останусь одна, то меня вообще не будет.
Только в 25 лет, после двух разводов, я осознала, что все мои отношения были очень плохие и с одинаковым паттерном поведения. Постоянно думала, что надо спасать партнера, что ему очень нужна моя помощь. После чего хотела, чтобы то же самое делалось в мою сторону, и начинала грустить, если этого не происходило. Злилась и считала человека плохим, мысленно обвиняла его. В итоге мы расставались. Наверное, это был мой способ выживания, которому я научилась от мамы. Было видно, что она не любит отца, но продолжает жить с ним. И ей было так плохо, что она толком не замечала нас с братом.
У мамы не получалось чувствовать себя счастливой. Поэтому я не понимала, что меня можно любить просто так. Казалось, что если я не буду спасать и поддерживать партнера, то останусь одна. А если останусь одна, то меня вообще не будет.
После второго развода брат сказал, что мне нужно сходить к психотерапевту. Я десять лет периодически посещала терапевтов и искала ответ на вопрос «Что же со мной не так?». Пользовалась психотерапией как костылями: почему мне сейчас плохо? Почему у меня на работе что‑то не получается? Почему я не могу нащупать личные границы после рождения ребенка? Делаю ли я что‑то неправильно?
В начале прошлой осени стало понятно, что в новых отношениях снова что‑то идет не так. В тот период я наткнулась на термины «рано повзрослевшие дети» и «зрелые дети» и начала изучать эту тему. Раскопала книгу «Взрослые дети алкоголиков», про которую знала и считала, что она не имеет ко мне отношения. Но я все же прочитала описание к ней, и меня придавило. Глобальный ответ на вопрос «Что же со мной не так?» нашелся именно в ней. Я пошла на группу ВДА в правильный момент, когда у меня не было никаких ориентиров, просто очень плохо себя чувствовала. ВДА называет это «состоянием дна», но оно дает тебе силы — помогает отпустить контроль, ведь все и так уже рухнуло.
На первом же занятии я плакала два с половиной часа. После этого несколько недель было сложно вернуться в группу, потому что я понимала, какой гигантский путь предстоит пройти. Думаю, занятия займут много лет. Все равно я еще не раз столкнусь с вопросом «Что со мной не так?». Но сейчас есть больше понимания. В некоторые моменты получается остановиться, порассуждать и действовать не исходя из травмы, а из пожелания себе здоровья и счастья.
Групп для ВДА очень много, можно прийти в любой момент. Там довольно быстро пропадает ощущение одиночества. Я думала, что моя ситуация уникальна, а оказалось, что это не так. Можно послушать чужие истории и осознать, что есть те, кто стал увереннее, а кто‑то только начал терапию. Единственное условие — желание выздороветь. Это не простая дорога, по которой движение будет и вверх, и вниз. Буквально две недели назад я думала: «Вау, как мне офигенно, программа работает», а потом опять плакала. Не знаю, что со мной будет, но чувствую, что у меня есть почва под ногами и любое движение лучше бездействия.
Comments