Полезные статьи 

Он рисовал мне звезды на небе, заплетал косы «дракончиком», учил прыгать с парашютом и готовить пиццу, каждый день готовил ужин, целовал пальчики на ногах. Талантливый, привлекательный, спокойный. Такие вещи делал своими руками, казалось, он умеет вообще все – и гвоздь забить, и дом построить. Все подруги мне завидовали, моя мама не могла на него нарадоваться, а я – надышаться им. Это была любовь. Ложь – первый звоночек Да мы выпивали вместе, наверное, как все. Новый год, день рождения, 8 марта, День влюбленных, бутылочка вина за ужином, горячий глинтвейн холодным зимним вечером, освежающий мохито жарким летом. Ну, а кто не выпивает? Потом я стала замечать вранье. На пустом месте. Он врал, что был в одном магазине, а в чеке было написано, что в другом. Врал по-крупному и по-мелкому, врал даже тогда, когда не имел от этого никакой выгоды. Просто по привычке. Это был первый звоночек. Потом было первое исчезновение, после незначительной ссоры, пошёл в магазин и пропал, телефон выключил, вернулся выпивший. Периодически до меня доходили слухи, что у моего мужа и раньше были проблемы с алкоголем, что из-за этого его увольняли с работы, что родители регулярно разыскивали его по всему городу, что его отец тоже был алкоголиком... Но любовь слепа, и так сильна вера в хорошее, ведь со мной он был любящим и заботливым. Как такой человек может предать? А потом я забеременела и пить перестала. А он нет. Последовали запои, один за другим, сначала один день, потом два, потом неделя, две недели… В перерывах он говорил, что не понимает, что с ним происходит, обещал, что этот раз был последним, просил прощения, клялся в любви. Жизнь превратилась в кошмар. Каждый день я засыпала и просыпалась с одной мыслью «напьётся он сегодня или нет». Тревога, страх, отчаяние, злость, раздражение, обида, боль, жалость к себе стали моими постоянными спутниками. Алкоголизм не проходит, как насморк Тот, кто не сталкивался с алкоголизмом в своей семье, может сказать: зачем терпеть, гнать его в шею и делов-то! Так же считала и я, до того, как столкнулась с пьянством в своей семье. Длительное отрицание алкоголизма, надежда на чудо, вера в то, что проснется совесть – всё это может держать женщину возле алкоголика годами. Специалисты говорят, что алкогольные браки вообще самые долговечные, женщины по 10-20-30 лет мучаются, терпят, прощают и верят, что что-то изменится. Первый аспект: это отрицание проблемы. Многие женщины убеждены в том, что алкоголизм может пройти как насморк. Поэтому смиренно ждут, что всё наладится, он (зависимый) всё осознает, и всё будет как раньше. Это иллюзия, в которой находит свое спасение созависимый человек. Алкоголизм – это заболевание и с медицинской и с психологической точки зрения, и оно неизлечимо. Верить в то, что это слабая воля или дурная привычка можно долгое время. Некоторые жены, даже похоронив своих алкоголиков, не желают признавать факт алкоголизма. Находят множество причин объясняющих употребление (у него тяжелая работа, он устает, он вырос в детском доме и т.д.). Второй аспект обуславливается моделью семейных взаимоотношений при наличии в ней родителей алкоголиков. Девушка, которая воспитывается, например, отцом алкоголиком, переносит эту модель взаимоотношения с мужчиной в свою семейную жизнь. Такие отношения для нее являются образцом, поэтому она считает, что это нормально жить с алкоголиком и любить его. Любовь в ее подсознании неразрывно связана с болью и страданиями. Многие женщины удивляются, когда видят, что трезвый до сего времени муж – спивается. Они не замечают, что на бессознательном уровне формируют деструктивную модель взаимоотношений, в которой мужу ничего не остается, кроме как пить. Те же, которые осознают роль своего участия в алкоголизации мужа, могут ещё долгое время бороться, вытаскивать его из пропасти, забывая о себе и о детях. А когда понимают, что все эти попытки тщетны, бывает уже поздно. На себя сил нет и дети упущены». Раздвоение личности Я начала искать информацию, что делать, если муж пьёт, как вести себя, чтобы он пить перестал, и есть ли надежда. Наткнулась на новое для себя слово «созависимость». Прочитала фразу «алкоголизм – это семейная болезнь». Масса историй в интернете, в жизни знакомых и подруг напоминала мне мою личную историю с незначительными поправками. Всё это время алкоголизм моего мужа прогрессировал, исчезли первые вещи, было пропито моё золото, отнесён в ломбард первый фотоаппарат. Конечно, я перепробовала все классические методы, которые были мне доступны: уговоры, мольбы, просьбы, угрозы, шантаж. Он давал клятвенные обещания, писал расписки, расписывался кровью, даже кодировался. Не помогало ничего. Его родители, да и он сам, винили в этом меня: «Если бы вы не ругались, он бы не пил», - говорили они, умалчивая о том, что он начал пить ещё подростком, наглядно показывая, что материнская любовь самая слепая на свете. Если перед запоем у нас не было ссоры, тогда они находили других виноватых: «Это друзья его спаивают всЁ время» или «На работе несправедливо обошлись, как тут не запить!». В перерывах между запоями он был идеальным! Ухаживал, заботился, любил, оберегал. Когда он исчезал, выключая телефон, у меня пропадали сон и аппетит, я не могла сосредоточиться ни на чём, то плакала целыми днями, то злилась так, что темнело в глазах. Это раздвоение личности сводило с ума. Когда родился наш ребёнок, я подумала – ну всё, теперь-то он пить точно не будет, да и как можно пить, когда перед тобой лежит такой маленький беззащитный комочек, который так нуждается в маме и папе. Он запил, когда нашему сыну исполнилось две недели. Моё отчаяние достигло предела, мир сузился до пределов квартиры, в которой я ждала его звонка. Казалось, ещё немного, и я сойду с ума от тоски и ужаса. Тогда я пошла на группы для созависимых – родственников и друзей алкоголика. Алкоголик пьёт, потому что он алкоголик Главным моим откровением стала простая фраза – вы не виноваты в том, что он пьёт. Сколько раз вам, близкие алкоголика, он говорил: «Да я из-за тебя пью! Если бы ты меня не пилила/если бы ты была стройнее/если бы ты не улыбнулась соседу/если бы не твоя мама/если бы не проблемы на работе». Подставьте нужное. То, что вам говорит ваш алкоголик. А теперь запомните самое главное – алкоголик пьёт, потому что он алкоголик. Вы можете быть худой или толстой, доброй или злой, ругаться или молчать, критиковать или терпеть, выгонять или догонять, да хоть на голове стоять, он все равно будет пить. От вас это не зависит. Он больной человек. Вы можете помочь только себе. А ему может помочь только он сам. Вторым откровением стало то, что «спасая» мужа от пьянок и их последствий, я помогала его болезни процветать, а остаткам здоровой личности в нём - погибать. Вот оно, раздвоение личности, в которой с каждым запоем больное второе «Я» замещает здоровое. Это так сложно перевернуть в своём сознание привычное поведение: не искать его в запоях, не тащить из какой-то чёртовой клоаки, не помогать выкупить из ломбарда очередной фотоаппарат. Понять, что это всё не работает, что надежды не оправдываются, что жалость губит и тебя, и его. Сделать что-то по-другому. Спросите себя, приходилось ли вам звонить его начальству, чтобы сказать, что муж заболел, тогда, как он лежал пьяный или с похмелья? Было такое, что вы извинялись за него перед соседями или друзьями? Помогали ему выплачивать кредиты, взятые в пьяном угаре? А, может, случалось забирать его из вытрезвителя? Сколько раз вы ругали его, плакали, взывали к совести, брали обещания? А теперь скажите: бросил он после этого пить? Если вы хотите помочь алкоголику – мужу, жене, сыну, брату, отдайте ему ответственность за его пьянство. Конкретно: не отдавайте за него долги, не давайте ему на выпивку, не решайте за него его проблемы, честно говорите о том, что он болен и без помощи с болезнью не справится. Чем жёстче будет ваша позиция, тем больше будет у зависимого поводов задуматься о проблеме алкоголизма. Чем больше болезненных последствий он поимеет от своего пьянства, тем скорее он достигнет своего дна и тем больше у него шансов стать когда-нибудь трезвым. Пусть потеряет работу, если не бросит пить – потеряет её все равно, если пить бросит – найдёт работу ещё лучше. Он взрослый человек, позвольте ему самому отвечать за свои ошибки и расплачиваться за последствия. Очень часто такая позиция со стороны родственников является толчком, стимулом для развития мотивации у зависимого обращения за профессиональной помощью. Спасатель, преследователь или жертва? Третьим и самым сложным для меня было признать, что проблемы есть у меня самой. «Он же пьёт, а не я, его и лечите», - так думала я. И вообще – он бросит пить и будет всё хорошо. Мелоди Битти, автор книги «Алкоголик в семье или преодоление созависимости» даёт такие определения: созависимость – это болезненное желание управлять поведением, контролировать жизнь, опекать и воспитывать другого взрослого человека, это отказ от себя и своих жизненно важных потребностей. Уважаемые жены алкоголиков, когда вы в последний раз делали что-то для себя? Покупали себе обновки, делали новую стрижку? Был ли хоть один день, чтобы вас не мучили мысли – придёт он домой трезвым или пьяным? Не разучились ли вы радоваться солнцу и голубому небу, не стали ли тревога и боль вашими привычными чувствами? Мой отказ от своих интересов и добровольная изоляция от мира прогрессировали вместе с алкоголизмом мужа. Я перестала читать книги, которые страстно любила, бросила заниматься спортом, забыла обо всех своих увлечениях, о любимой профессии, не могла сосредоточиться вообще ни на чём. Страшно было встречать общих друзей, они обязательно спрашивали – где муж, и как наши дела, и приходилось что-то врать, что-то придумывать, ведь признаться, что он в очередном запое было невыносимо стыдно. Примерьте это на себя. Похоже? Может, вы тоже перестали ходить вместе с ним в гости – а вдруг напьётся и будет выяснять отношения? Может, вы стали избегать своих друзей, чтобы избежать неприятных вопросов? И, возможно, разлюбили Новый год и 8 марта, так как в этот день он напьётся обязательно! Когда ваше настроение вообще не зависело от другого человека? Есть три любимые роли созависимых. Так называемый треугольник Карпмана. Это роль спасателя, роль праведного преследователя и роль жертвы. Иногда одну из этих ролей играют годами, иногда меняют их каждые пять минут, но никак не могут отказаться от стереотипного поведения, которое не приводит к хоть сколько-нибудь значимым результатам. Есть простой тест: если вы пытаетесь контролировать употребление алкоголя мужем, контролировать его поведение, даже когда муж не пьёт, узнавать всеми способами, где он и что с ним, решать его проблемы вместо него – вы созависимы. Причем, если вы бросите мужа-алкоголика, это не решит проблемы созависимости. Жёны алкоголиков в 98% случаев повторно выходят замуж за таких же алкоголиков. Необходимо найти в себе причины (проблемы), по которым такая жизнь в постоянном стрессе становится нормой. Чаще всего созависимому выгодно, что муж пьёт, так как таким образом легко управлять, манипулировать алкоголиком, ведь на чувстве вины он готов сделать для вас что угодно. Есть ещё одна страшная роль – это созависимый собутыльник. Это когда жена начинает пить вместе с мужем, чтобы ему меньше досталось. Такие женщины очень быстро спиваются, ведь граница перехода из социально пьющего человека в алкоголика очень тонкая, а обратной дороги уже нет. Если же вы, родные алкоголика, найдёте в себе силы изменить стереотипы поведения, избавитесь от созависимости, то и у алкоголика станет меньше триггерных (срывных) моментов, потому что болезнь может паратизировать лишь в той семье, в которой ей это позволяют. В то же время необходимо уточнить, что наличие или отсутствие проблем созависимости у жены не вызывает проблем алкоголизма у мужа, а всего лишь усугубляет или ослабляет течение болезни. Алкоголизм близкого – это не рок, не судьба, не тяжёлый крест, который вы должны нести. Это выбор. Пить или не пить – решает алкоголик, а вот жить с алкоголиком или не жить – решаете вы. В конце концов, каждый из нас имеет в жизни то, что хочет сам. Меняйте свою жизнь, а не его Первый шаг к спасению своих родных и близких от алкогольной или наркотической угрозы – начать с себя. Если ваши муж/отец/брат/сын пьют, если вы перепробовали всё и ничего не помогает, если вы в отчаянии и не знаете, что делать. Примерный план для вас: 1. Признать, что близкий человек болен алкоголизмом. Перестать верить алкоголику, что он справится сам, с болезнью можно справиться, только обратившись за помощью к специалистам (это касается любой болезни, и алкоголизм не является исключением). 2. Позволить алкоголику повзрослеть: ни в коем случае не обслуживать запои – он должен проснуться там, где уснул, если в грязи, значит там пусть и проснётся; не отдавать за него долги; не покрывать его болезнь – не обманывать окружающих, почему ваш муж не вышел на работу или не выполнил какое-то обязательство из-за своего пьянства; не минимизировать и не оправдывать алкоголизм (например - «ну он же всего лишь по выходным» или «ну он же устал» и т.п.). Пусть сам несёт ответственность за свои поступки. 3. Обезопасить себя и своих детей от пьяного человека, болезнь прогрессирует с каждым днем, поведение алкоголика становится все более опасным и непредсказуемым. 4. Честно говорить мужу о его проблемах, связанных с алкоголем, но только в то время когда он трезвый. Разговаривать, ругать, отчитывать пьяного человека бессмысленно, он вас не слышит, вы только тратите свою энергию и силы впустую; 5. Обратиться за помощью к специалистам – наркологические клиники, реабилитационные центры. Алкоголизм – это не безволие, не слабохарактерность, это тяжелое хроническое прогрессирующее смертельное заболевание. 6. И, наконец, самое главное: необходимо начать меняться самой! Позвоните наркологу, проконсультируйтесь, попросите рекомендации, сходите на группы поддержки, где родственники и друзья алкоголиков регулярно встречаются и делятся опытом собственного выздоровления, послушайте, задайте вопросы. Вспомните про свои интересы и увлечения, которые вы забросили за время пьянства близкого человека. Возьмите на себя ответственность за свою жизнь. Не за его. Моя история не закончилась, но я снова начала улыбаться, избавилась от навязчивых мыслей о пьяном муже, от бесконечного чувства злости, раздражения, вины, занялась своими хобби, опять начала читать, гулять, заниматься спортом, заботиться о себе. Мир вокруг перестал быть серым. Теперь я примеряю на себя и другие роли – роль человека, идущего вечером на концерт, роль человека, который нежится на солнце, роль человека, который ест мороженое и улыбается, роль человека, который просто любит жить.

Ещё совсем молодые, полные сил, энергии и планов. Она заканчивала обучение в университете. Он уже несколько лет работал, подавал большие надежды и уже относительно хорошо зарабатывал. Руки у парня были, что называется, золотые. Казалось, что он не то что гвоздь вбить может, но и дом с нуля построить ему под силу. Мама и сестра радостно поддерживали выбор: «Идеальный же парень для семьи. Именно с таким и нужно связывать свою судьбу, жизнь строить, детей растить». Подруги единогласно завидовали: «Вот это тебе повезло. И работящий, и мастеровой, и весёлый. Что ещё то для жизни нужно?» Казалось, что действительно всё есть для долгой, счастливой совместной жизни. Всего шаг и вот оно — начало идеальной семьи. Перманентная ложь Шаг в семейную жизнь был сделан. И что же началось чуть меньше, чем через год совместной жизни? Молодой муж стал врать даже по пустякам, даже в тех ситуациях, когда вроде и правда то была нормальной, обычной, ничего страшного в той правде не было. Но он врал. То какая-то ложь про то, где машину оставил, то ложь про то, в какой магазин зашёл, то какое-то враньё про необычные по тону звонки. Всё начало собираться в какой-то сгусток напряжения. Дальше больше. Вечер, мужа с работы нет и нет. Телефон выключен. Пришёл он в итоге домой пьяный и уже около полуночи. Каялся, плакал. Это всё стало полной неожиданностью. Истории из прошлого В период встречаний казалось, что всё идеально и всё друг про друга понятно. Да и город небольшой, все друг друга знают, что называет. Но вот как-то так случилось, что многие, как потом выяснилось, знали, но деликатно молчали. Наша героиня не осуждает за это никого. Рассказывать что-то и о ком-то никто не обязан. Да и так себе это дело по моральной окраске, сплетничать то. Наследственный алкоголизм Но! Когда уже в жизнь молодой жены пришло пристрастие её молодого супруга к алкоголю, когда это стали замечать другие люди, ей стали что-то рассказывать о его прошлом, о прошлом его семьи. И такого чего-то героиня и предположить не могла. Как выяснилось, родители парня время от времени уходили в запои, а сам он в студенческие годы было тоже знатно напивался. У его родителей запои могли доходить до непотребного состояния. Потом шли капельницы, кодирования и вроде как снова уже перед обществом были приличные, обычные люди. Такие подробности про ранние годы своего мужа и про особенности поведения его родителей нашей героине были неизвестны до тех пор, пока сам молодой супруг не дал череду поводов для вскрытия его подноготной. Теория «алкогольных» браков и созависимость В мире психологии и наркологии есть теория (или же данные статистики даже), согласно которой «алкогольные» браки бывают куда более длительными, нежели союзы двух трезвенников. По крайней мере, так было долгое время. Возможно, сейчас что-то меняется во взглядах женщин на семью, на брак и на то, что развод — это не конец жизни точно. Жёны часто настолько становились созависимыми рядом со своими пьющими мужьями, что тянули на себе всё семью максимально долго, на пределе своих сил. Это какая-то особенность нашего менталитета, наверно, особый подвид женской мудрости (а мудрости ли?). Уже всё плохо, а она всё тянет на себе мужа-алкоголика. Мы не призываем бросать своих близких в сложной ситуации, в болезни. А алкоголизм — это болезнь. Мы призываем болезнь лечить и самим «не заражаться». Наша героиня, кажется, смогла найти в себе силы и знания (именно знания, да, это важно), которые позволили ей выйти из созависимости и попробовать помочь своему бывшему мужу. На момент обращения к нам героиня уже была официально в разводе. Но ещё поддерживала какие-то отношения с бывшим супругом, ещё чувствовала какое-то родство. Она смогла уговорить экс-супруга попробовать начать лечение его алкогольной зависимости. Алкоголизм нужно лечить В настоящее время уже начат соответствующий комбинированный курс. Сможет ли бывший муж героини надолго перейти на сторону трезвого мира — вопрос. Верим, что сможет. Будем стараться ему помочь. И не будем забывать о самой героине. Она не обрубила все концы в общении с зависимым. И важно не дать ей скатиться в созависимость в случае неудачного лечения. Будьте здоровы и губите свои судьбы, судьбы своих близких людей алкоголем!

«Ваше состояние можно понять, — говорила мне врач-психиатр, когда я пришла к ней с просьбой выписать мне сильнодействующие таблетки, потому что прошло почти два месяца с момента его гибели, а я не только не могла стабилизироваться, а наоборот, всё глубже погружалась в пучину мрачного кошмара. — Весь ваш мир рухнул. Вы потеряли всё, чем вы жили», — продолжала врач. А я внезапно (теперь я думаю, что это был хитрый ход опытнейшей докторши, имевшей дело с сотнями разных подобных моему случаев) встрепенулась, глубоко вдохнула и вдруг сказала себе: «Ну нет! Я потеряла много, я потеряла очень дорогое, но это не вся я и не весь мой мир. И я выкарабкаюсь и буду жить дальше. Моя жизнь страшно покачнулась, но она не закончилась». Того же нельзя было сказать о нем в последние пару лет его жизни. Мой муж пил. Он пил всю свою сознательную жизнь, пил легко и весело, не становясь ни угрюмым, ни агрессивным, не теряя ни во внешности, ни в карьере. Напротив, умение выпить много на деловых и дружеских застольях делало его привлекательным в глазах людей и помогало ему продвигать деловые знакомства — такой вот у него был дар. Любые попытки — мои, его предыдущих подруг, разумных друзей, родителей — внушить ему осторожность и меру в употреблении алкоголя встречали абсолютное непонимание: «Вам что-то разве мешает? Я буяню? Я мало зарабатываю? Я кого-то обижаю? Мне даже не бывает плохо. Мне — хорошо! И я могу пить, могу и не пить». С этим было трудно спорить, более жовиального, жизнерадостного человека было трудно себе представить. Конечно, я, как его самый близкий человек, видела его внутренние конфликты, такой типичный мужской «бой с самим собой» и с комплексами, но он был невероятно силен и не позволял кому-то, в том числе и мне, заглядывать в его слабые места. Мне нужно было просто быть женщиной. Он сам справится, сам разберётся. Это мне тоже потом ставили в вину: что не настаивала, не заставляла, не запрещала. Не сумела — не смогла. Тот, кто любит алкоголика, всегда останется виноватым,что бы он ни делал. Был жёстким — значит загнобил; был мягким – развратил; родила детей — загубила его таланты; не родила — лишила смысла жизни, и так далее. Но это, пожалуй, тема для отдельного разговора. С мужем перемена произошла в какой-то момент очень быстро и заметно. Наверное, алкоголизм, как всякое злокачественное заболевание, тоже однажды делает рывок. Он стал стремительно терять интерес ко всему. Алкоголь обжился, утвердился в нём и стал выдавливать из его жизни, из мозга, сердца, души всё остальное. Сначала, как водится, пострадала карьера и работа. Муж, умевший разруливать самые сложные конфликты, за что за ним и охотились хедхантеры, однажды не справился со сложной, но вполне штатной ситуацией и, сказав, что не хочет больше иметь дело с этими козлами, хитроумным способом добился увольнения по сокращению штатов, получив немалое выходное пособие. Здесь, вероятно, тоже мне нужно было бы проявить твёрдость и скалкой погнать его тут же искать новую работу, но я привыкла доверять своему умному и сильному мужчине и приняла его позицию: «Мне надоело работать в чертовых офисах и заниматься бессмыслицей, я хочу в жизни чего-то более творческого». Но ничем творческим заниматься он не стал, прожил сбережения и научился выпивать уже с утра. Я пыталась расшевелить его и даже нашла ему действительно интересную работу у своих друзей в большом съёмочном проекте, но он там не удержался — всё чаще и чаще люди вокруг стали казаться ему негодяями и сволочами, его лёгкий нрав менялся, в нём поселился мрачный ворчун, его быстро уволили, и он опять лёг на диван, а вернее, засел в интернет, где внезапно стал участвовать во множестве «диванных» политических дискуссий, сливая туда своё недовольство всем и вся, а на самом деле — собой и своей большой проблемой. По старой памяти мы несколько раз отправлялись в большие красивые путешествия, я надеялась, что его это развеселит и отвлечёт. Но каждое путешествие превращалось в кошмар, нужно было всегда искать, что бы выпить, мы гуляли по городам от бара к бару, а куда-нибудь на просторы к океану или в горы он отправлялся только с запасами алкоголя во фляжке. А чаще просто говорил: вы поезжайте, а я полежу в номере. Ему было интереснее остаться с выпивкой и интернетом, его самого, того, кем он был раньше, оставалось всё меньше. Но мы склонны помнить лучшее, и мне всё время казалось, что это как-то временно, что он сможет справиться с собой, перестать пить, тот, кем он был, — мой самый любимый человек, такой красивый, умный и сильный — вернётся. Я начала всё-таки уговаривать его лечиться, пойти к наркологу, психотерапевту. Он не хотел. Сам принимал какие-то таблетки, чтоб успокоить меня, первую неделю принимал — потом начинал их прятать и по углам снова находились пустые и початые бутылки. Однажды у него случился неожиданный эпилептический припадок, который врачи скорой определили как алкогольную эпилепсию, а в больнице его положили с какими-то жуткими бомжами в коридоре. Главврач, приятная пожилая дама, завела меня в кабинет и говорила мне: «Девочка моя, ты просто не видишь, что он уже один из них, беги прочь и не оглядывайся, он никогда не станет прежним, ни-ког-да. Поверь мне, я тут работаю и вижу их, а ты просто смотришь на него и видишь в нём того, кем он был, но он уже не тот». И я ей не поверила. Тем более что после этого случая он вроде бы сам стал пытаться лечиться. Но каждый раз безуспешно. Самое долгое, сколько он держался трезвым, — пару месяцев. Ходил на занятия группы «12 шагов» и сказал, что там все идиоты, а руководитель группы — сектант; уезжал в православную обитель и вернулся оттуда с утверждением, что «Бога нет»; кодировался и через неделю прочёл, что все эти кодировки — обман пациента, и снова запил. Каждая попытка приводила его во всё более и более отчаявшееся состояние, его сбережения закончились, и он стал униженно искать средства на выпивку, занимая у друзей, выходя на улицу в поисках того, кто ему нальёт, шаря по карманам всё реже и реже приходящих в наш дом гостей. Но он никогда, ни разу за всё это время попыток борьбы и впадения в отчаяние не заговаривал о самоубийстве и не шантажировал им. Даже мне порой хотелось прекратить всё это для себя каким-то вот таким трусливым способом, я была измучена, мои связи с жизнью тоже истончались, несмотря на то что я много работала и неплохо зарабатывала. На моё состояние сильно влияло и то, что все, и люди, лояльные мне, и его друзья, говорили: уходи. Мои говорили: ты губишь себя, ты просто еле жива. Некоторые из его друзей тоже больше сочувствовали мне, но некоторые считали, что если я уйду — ему будет легче поменять свою жизнь, ведь это «при ней он стал спиваться». И я ушла. Однажды поставила ему условие: или он немедленно начинает лечиться (я была готова оплачивать его лечение), или я ухожу. Мне пришлось уйти. Он через некоторое время вернулся из нашей большой съёмной квартиры в центре города в свою, на окраине. Пытался жить с родителями, но они недолго вынесли его общество. Он делал ещё пару попыток «прокапаться» и «кодироваться», но безуспешно. Его продолжали навещать «друзья»- собутыльники, каждый раз срывавшие его из попыток быть трезвым. Теперь их никто не гнал. Я не пропадала с горизонта, давала ему понять, что я на связи и мы снова можем быть вместе, если он протрезвеет. И я, конечно, ужасно страдала без него. Примерно раз в месяц я его навещала и видела, что и физически, и личностно он всё больше и больше деградирует, и я действительно совсем не понимала, что с этим можно сделать. Я при этом стала восстанавливаться, занялась спортом и внешностью, стала ходить на вечеринки, путешествовать с друзьями и своими уже живущими отдельно детьми от первого брака. У меня даже появился «роман» — я не влюбилась в своего партнёра, но мне было приятно проводить с ним время, и он отвлекал меня от мучительных переживаний. От мужа, впрочем, этот факт я скрывала. Потом я себя за это очень винила. Если честно, я понимала, что он умирает, видела, что жизнь уходит из него. Когда я позволяла себе вспоминать того, каким он был буквально несколько лет назад, роскошным лощёным красавцем, весельчаком, любимцем всех и вся, и каким он стал, я не могла сдержать рыданий. Человек убивал себя сам поступательно, на глазах родных и любящих, и никто не мог его остановить. Когда я звонила и предлагала приехать, чаще он просто не хотел со мной разговаривать, говорил, что у него нет сил, что ему плохо и вообще, ушла — так ушла. Но иногда он сам звонил и как будто бы с прежней любовью говорил, что очень скучает, что ему не хватает моей заботы и присутствия, что он пересматривает наши фотографии и понимает, как много он потерял. Но на все мои предложения поехать в клинику, лечиться — он отвечал отказом. Ехать и везти его куда-то насильно было для меня неприемлемо — я, как ни странно, продолжала уважать его. Он сделал это практически в «прямом эфире» — с утра пораньше завёл со мной какой-то нервный разговор, перескакивая с упрёков на благословения и «напутствия», мы одновременно переписывались в чате и пару раз созвонились — утром я слышала, что он пьян, и повесила трубку, а позже сама перезвонила и сказала ему, уже протрезвевшему, что очень его люблю и готова оплатить любую клинику, если он сам выразит желание туда поехать. Но на это он сказал: хватит тебе уже со мной возиться, оставь это. Живи свою жизнь. Почему-то мне не пришла в голову мысль, что это наш последний живой разговор. Потом я увидела в чате сообщение: «Жизни моей не осталось больше, в пачке две сигареты, они кончатся, и я пойду повешусь. Я звонил в службу психологической помощи, там какая-то дура». Я увидела это сообщение через час после того, как оно было написано. Ко мне зашла дочь, и я разговаривала с ней в другой комнате. Я стала звонить ему — он не брал трубку. Я позвонила его другу, живущему в соседнем с ним доме, и попросила его пойти туда. Друг тоже не поверил в возможность происходящего и поэтому не бежал бегом. Он опоздал минут на 10, как сказали врачи скорой помощи. Дверь была открыта — он надеялся, что его найдут и откачают, и тогда он сумеет оттолкнуться от дна. Его не откачали. Мне позвонила жена друга (сам он боялся) и сказала: «Его больше нет». Я и до этого хоронила близких людей, тяжело пережила смерть мамы, но то, как обрушился на меня ужас произошедшего теперь, невозможно описать. Если кто-то поймёт, о чём я: я поистине заглянула в ледяную зловонную пасть ада. Мрак, смерть, разрушение, абсолютная пустота — вот что я ощутила, и, кажется, в этом даже не было места вине, хотя все мы, близкие, постоянно крутили одну страшную мысль: как можно было успеть? Можно ли было помочь? Что мы должны были для этого сделать? В чём мы все виноваты? Нет никаких слов, чтоб писать об этом. Я набираю строку и стираю её. Хотя тогда мне, наверное, помогало говорить. Много людей приходили ко мне, забрали меня к себе жить, чтоб я не осталась одна, почти насильно кормили меня, обнимали меня. И я начала плакать. Примерно через неделю. Я выплакала и выговорила самое страшное. Мне пришлось сразу же после похорон выйти на работу, и там, где обычно были безжалостный прессинг и гонка, я встретила абсолютное понимание и поддержку своих вроде бы циничных коллег. По сути, всю мою работу кто-то брал на себя, а мне нужно было просто присутствовать тенью, но это, на самом деле, мне невероятно помогло удержаться на ногах в буквальном смысле. Наш начальник охраны, грубый солдафон, увидев меня невменяемую, зазвал меня в кабинет и спросил, что случилось. И я рассказала. Вместо сочувствия он начал страшно материть моего мужа: «Да... как... мог! Да такой-то он растакой-то!» Но почему-то именно такое вот выражение сострадания выпустило из меня большую часть молчаливого ужаса, я сидела и рыдала в кабинете этого грубияна, а он ругался, стучал кулаком по столу и наливал мне чай — до сих пор я вспоминаю это, как одно из самых правильных состраданий в моей жизни. Меня поддержали дети, я очень при этом старалась при них держаться. Они тоже горевали, они очень любили отчима. Но моя старшая дочь сказала мне: мама, для меня большой урок смотреть на тебя сейчас. Я вижу, как можно пройти всё вообще и остаться в живых. Самое тяжкое настало через пару месяцев, когда слёзы были выплаканы, друзья зажили своей жизнью, обвинители угомонились и от них больше не нужно было отбиваться — я почувствовала, что и сама теперь хочу умереть, вот физически, угаснуть и не дышать. И пошла к психиатру за таблетками. Она сказала мне то, о чём я написала в самом начале. Что я потеряла всё. И в этот момент я поняла, что это не так. Мой мир пошатнулся и треснул пополам, но он не рухнул. У меня оставалось много всего, что будет давать мне силы жить. И кончилась жизнь моего любимого человека — но не моя. Его любимое тело, его руки, ноги, губы и глаза закопали в землю — но не мои. Врач не стала прописывать мне ничего серьёзного, так, что-то общеукрепляющее. Она знала, что делает. Мне нужно было пройти этот путь с открытым забралом. Перегоревать. Я коротко остригла свои роскошные длинные волосы, всё время ходила в одной и той же одежде, жила просто и сосредоточенно. Зимой я пошла работать в организацию, занимающуюся помощью замерзающим бездомным. Я сделала это в память о том, кого я любила. Он ушёл из жизни, чтобы избежать этой участи, которая была для него уже близко. И он мог бы быть одним из них. Я переодевала людей, кормила их и наливала им чай, я старалась ласково разговаривать с ними. Любить их. Мне не нужно было, чтоб любили меня. Мне нужно было кого-то любить самой. Направляясь туда, я стала красить глаза и губы. Не потому, что я хотела бы понравиться бомжам, а потому, что хотела, чтоб они ощущали наше к ним уважение. И они это понимали. Я старалась делать разные вещи, которые давно собиралась и всё никак не могла собраться, и мысленно говорить с ним: мы это делаем вместе с тобой. Я теперь твои руки и твоё сердце, и оно живо во мне. Когда человек не хочет жить — понимала я — очень трудно дышать за него. Практически невозможно. Нет нашей вины в таком событии. Мы не можем дышать и жить даже за самого родного и близкого человека. Но я совершенно точно теперь знаю, что, чтоб такого было меньше, мы должны выращивать Любовь в себе. Сначала в себе. Пусть её будет в нас больше. Может быть, именно это и могло бы кому-то из тех, у кого иссякли силы жить, помочь.

Если у вашего партнера есть зависимость, то часто она негативно сказывается не только на нем, но и на жизни всей семьи. Поговорили с клиническим психологом о том, как зависимости влияют на отношения, что происходит с партнером без аддикции и как понять, что пора расставаться. Как зависимость влияет на отношения? Аддикция всегда влияет негативно. Она не может существовать вне контекста взаимодействия с семьей. Природа зависимости такова, что тот, кто когда‑то был любящим, заботливым, становится отстраненным, замкнутым, озабоченным только тем, чтобы снова выпить или сыграть. На первое место выходит деструктивное поведение, и рано или поздно оно перекроет все чувства. Разные виды зависимостей влияют на отношения примерно одинаково, потому что всегда присутствует угроза качеству жизни и атмосфера непредсказуемости в доме — неизвестно, когда партнер придет употребивший или начнет сутками пропадать в компьютерных играх. Аддикция действительно затрудняет отношения. Не разделяющий ее партнер будет чувствовать себя покинуто, так как о его потребностях и чувствах никто не думает. Но неправильно считать, что от людей с зависимостью надо убегать, как от огня, — ситуации бывают разные. В целом есть несколько вариантов развития событий. Человек идет на терапию и делает так, чтобы его аддикция не влияла на близких. По сути он ограждает тех, кого любит, от своего деструктивного поведения. Это самая благополучная ситуация. Человек отказывается от помощи. Вторая сторона начинает всячески его уговаривать, силой отправляет к психологу или в клинику, при этом встречает активное сопротивление. Партнер идет на терапию, но вскоре прекращает ее, так как думает, что все уже хорошо. Близкие начинают контролировать его, чтобы не допустить рецидива, и снова находятся в стрессе. Человек остается в зависимости. Деструктивное поведение будет прогрессировать и влиять на всю семью. Партнер принимает решение остаться вместе с ним, несмотря ни на что. Вторая сторона попадает в такую же зависимость из страха потерять человека. Таким образом, предъявляется доказательство любви и верности — «Мы должны все делать вместе». Что происходит с другим партнером? Обычно он чувствует отчаяние, разочарование, стресс, тревогу, страх за будущее. Может ухудшиться психологическое здоровье, особенно если усиленно вкладываться в партнера. В таком состоянии человек начинает действовать импульсивно. Некоторым кажется, что если негативно реагировать на определенное поведение, то оно изменится, но это не так. Самое опасное — положить жизнь на выздоровление партнера. Многие, узнав о зависимости близкого, забывают о своих планах, целях и желаниях, но это путь к саморазрушению. Главное — не ругаться и не ставить партнеру условия, которые обречены на провал («завтра ты перестаешь употреблять — или я ухожу»). Человек может продержаться неделю или месяц, но в итоге сорвется, и вас ждет очередное разочарование. Возможно ли жить вместе, не вовлекаясь в зависимость партнера? Если вы живете под одной крышей и состоите в близких отношениях, то нет. Вы строите совместное будущее с человеком и не можете не учитывать особенности его поведения. Сложно создавать семью, когда партнер может не выйти на работу, подраться с кем‑то, проиграть все на ставках. Стоит ли ждать, что человек сам обратится за помощью? Если не обсуждать зависимость, то шанс, что партер обратится к специалистам, крайне мал. Можно объединиться с друзьями и родственниками, чтобы вместе описывать человеку с зависимостью все негативные последствия и то, как это сказывается на его общении с близкими. На самом деле, отношения — очень важная сфера для всех, у кого есть зависимость, и вполне вероятно, что такая коммуникация приведет к осознанию проблемы. Нужно разговаривать, но не путем нотаций или криков. А как помочь себе? Если человек употребляет или выпивает, то это потому, что у него есть генетическая склонность, а не кто‑то испортил его жизнь. Да, чтобы аддикция появилась, нужны определенные социальные условия, но важно напоминать себе, что вы не виноваты. Человека с зависимостью нужно воспринимать как равного партнера, а не как слабого, маленького и незрелого, и не делать ему никаких скидок. Нельзя думать: «Он же играет, не буду на него рассчитывать, справлюсь сама», — это еще больше усугубит проблемы, и дискомфортно будет в первую очередь вам. Как зависимости взрослых влияют на их детей? Если в паре есть дети, они не должны видеть проявление зависимости или ее поощрение. Бывает, что родители выпивают или делают ставки при ребенке, а потом он перенимает это поведение из любопытства или желания быть ближе к взрослым. Если родитель пришел в состоянии опьянения, то я бы не рекомендовала оставлять его вместе с детьми. Для них это большая драма — видеть папу или маму с алкоголем. Не надо делать ребенка своим сообщником и перекладывать историю, чтобы он, например, контролировал взрослого с зависимостью. Если родители показывают конфликты, дети становятся заложниками ситуации, испытывают стресс, волнуется за маму и папу. Ребенок должен жить своей жизнью, а взрослые — заботиться о нем и ограждать от проблем. Почему люди остаются в отношениях с зависимыми? Кто‑то надеется, что все наладится, кому‑то не позволяет расстаться финансовое положение, когда одному сложно растить ребенка или даже прокормить себя. Иногда это делают «ради детей», чтобы они росли в полной семье, несмотря на то что ребенку наносится психологическая травма. У кого‑то есть иллюзия, что «мы все преодолеем, я его спасу». Люди очень часто делают выбор в пользу отношений из‑за искаженных идей о правильном и неправильном, которые на самом деле не делают их счастливыми. Возможность вырваться из замкнутого круга есть. Первая — человек готов работать с зависимостью, и вы разрабатываете совместный план, как он оградит семью от этой проблемы. Вторая — расставание, как бы тяжело это ни звучало. Как понять, что надо расставаться? Нужно прекращать отношения, если вы перестали жить своей жизнью, забыли про свои потребности и интересы. Вы живете в атмосфере стресса и постоянной угрозы, что партнер снова употребит, и совместные планы и договоренности вновь рухнут. Расставание в любом случае будет травматичным, если вы любите человека. Не надо скандалить или ссориться — в этом нет смысла. Старайтесь без конфликта поставить точку и объяснить, что «Есть я, ты и зависимость, и втроем мы жить не сможем». Можно предложить партнеру обратиться за помощью и остаться вместе, но если этого не случится, аддикция захватит отношения и будет ими править. Через какое‑то время вторая сторона начнет жить не с человеком, а с зависимостью, и потеряет самого себя.

По моим ощущениям папа пил всегда. В воспоминаниях из детства алкоголь постоянно мелькает тем или иным образом — будь то рюмка за застольем или долгие запои. Он работал дальнобойщиком и уезжал в рейсы на неделю или месяц, а возвращался почти всегда в нетрезвом виде. Отец просто не умел проводить время вне работы по-другому и считал, что лучший способ расслабиться — это выпить. Когда я уже была подростком, он мог уйти из дома и вернуться через два дня. Никто не знал, где он пропадал, — человек просто уходил в запой. Поведение отца в состоянии алкогольного опьянения было чем‑то вроде русской рулетки. Он мог просто лечь спать, а мог орать, применить насилие, швыряться вещами. Чаще всего перепадало мне: папа ставил меня в угол на четыре часа, заламывал руки, давал подзатыльник, бил проводом. Я просыпалась от грохота в коридоре и понимала, что приехал папа. Он сразу заходил ко мне в комнату, вытаскивал из кровати за руку и начинал ругать непонятно за что. Уже не помню причин, только само проявление неадекватности. Иногда мог сесть у кровати, плакать и говорить: «Даша, я так тебя люблю, меня никто не понимает, кроме тебя». Я не могла ничего ответить, было страшно от незнания, что с ним происходит. Но чаще он всем высказывал претензии — что его никто не ценит и не понимает, мы сломали ему жизнь, а в первую очередь моя мама, из‑за нас у него ничего нет, и все виноваты в его неудачах. Никто никогда не вызывал полицию и не пытался решить его проблему с зависимостью. Мама много работала, а бабушка с дедушкой как советские скромные люди не затрагивали эту тему. Ну придет пьяный, ну побуянит, поругается, но рано или поздно ляжет спать, и все будет нормально. И вообще, деньги зарабатывает, мужик хороший. Поэтому и для меня в детстве все ощущалось нормальным — я думала, что все так живут. Обстановка дома не позволяла расслабиться, так как ты 24/7 ждешь чего‑то плохого. Прислушиваешься ко всем звукам и за десять стен слышишь, как папа тянется за бутылкой. Помню ночи, когда пьяный отец до пяти утра пытался меня воспитывать, а я сидела в слезах, и оставалось два часа на сон перед школой. В такой атмосфере становится все равно на учебу. Иногда я просыпалась такой подавленной, что у меня не получалось сконцентрироваться и на уроках все мысли были лишь о том, что мне придется возвращаться домой. Когда я подросла, то во время его скандалов старалась уйти гулять, закрыться в комнате или попасть к дедушке с бабушкой, которые жили в соседнем дворе. Все воспринималось как перегруз, и казалось, что единственный вариант, чтобы стало легче, — исчезнуть. Мне было все равно, куда идти, лишь бы не находиться дома. Появился глубокий страх от того, что твой родитель проявляет к тебе насилие и унижает. Потом все превратилось в ненависть, неприязнь, отвращение. Эти чувства сохранились до сих пор, у меня нет желания даже знать, как он живет. Я жила с родителями лет до 17–18, а потом встретила молодого человека, и он предложил съехаться. Тогда мне уже было без разницы, что происходит с отцом, я переживала только за маму. Когда они развелись, меня вообще перестала интересовать его жизнь. Знаю, что папа до сих пор пьет. Он пытался выйти со мной на контакт, но мы не общаемся. У меня нет даже его номера. Было столько шансов осознать проблему и исправиться, но он сделал свой выбор. Почему я должна беспокоиться о человеке, который не заботился обо мне и о своей семье? А с мамой у нас хорошие отношения, мы можем откровенно общаться. Мама, которая жила с папой, и сейчас — это два разных человека. Мы обсуждали мое детство, и она говорила, что боялась что‑то менять, так как привыкла к нему, считала, что мне нужны оба родителя, была как белка в колесе, жила на автомате и решала чужие проблемы. Была для папы в роли спасателя. Только в 22 года я смогла окончательно сформулировать и понять, что у папы была алкогольная зависимость. На обдумывание уходит очень много времени. И это одна из причин, по которой я пошла к психологу. Постоянно прокручивала в голове ситуации из детства и закапывалась в них настолько, что не могла сама с ними разобраться. Это мешало мне жить. Остались обида, злость и даже чувство вины, будто я могла все исправить и предотвратить. Фоном идет мысль, что у меня не было нормальной семьи и мне чего‑то недодали, чего‑то лишили. Хотелось бы прожить все и не реагировать так остро, как сейчас, если, например, отец мне позвонит. Смириться с тем, что детство мне никто не вернет и я не смогу все исправить. Нужна терапия и внутренняя работа над собой, но до конца это не проработать. Можно только научиться жить так, чтобы это не определяло твою дальнейшую жизнь. Детство в такой семье не может пройти бесследно. Сейчас я спокойно отношусь к алкоголю, могу выпить по праздникам, но четко понимаю свои границы и никогда не дойду до ужасного состояния. Но сама тема мне неприятна. Однозначно не смогу построить близкие отношения с человеком, для которого алкоголь — это неотъемлемая часть жизни и который видит свой досуг только так. Я уже видела, чем это все заканчивается.

Недавно я нашла дневник папы, который он вел в 17 лет. В нем было написано: «Едем с другом на турслет с гитарами. Взяли с собой семнадцать бутылок портвейна и двадцать водки». Поэтому думаю, что алкоголь был в его жизни с самой юности. До 7 лет мы жили с бабушкой, а потом переехали к дедушке, и папины проблемы стали заметнее. Он выпивал после работы, поздно приходил домой и часто кричал на маму. В детстве во время ссор родителей я цепенела и замирала, но когда подросла, начала думать, что должна защитить маму. Это не приносило результата, появлялось чувство бессилия. Бороться с этим невозможно и неуместно: если у человека с зависимостью нет желания ничего менять, то как на это может повлиять ребенок? В итоге в 13 лет мы с братом стали уходить в интернет-кафе. Сидели на форумах и чатах — так у нас появилась жизнь вне школы и дома, знакомые, с которыми можно было проводить время. Мне было важно иметь место, где можно быть кем‑то еще. Тогда я начала вести ЖЖ. Это была первая попытка сформулировать свои переживания и осознать свои эмоции. Дома на нас не поднимали руку и не орали, но когда ты растешь в равнодушии и пренебрежении, когда жизнь всей семьи зависит от настроения одного человека, это тоже сильно влияет. Я не пытаюсь преувеличить свою травмированность: алкогольная зависимость влияет на всех людей, живущих в одной в квартире. Постоянное ощущение неважности формирует личность ребенка и в будущем негативно сказывается на его работе и жизни. Повзрослев, я попыталась наладить отношения с отцом — пришла в клуб, где он был с друзьями, со словами: «Пап, давай пообщаемся». Мы сидели за столиком, и в какой‑то момент его подруга сказала, что он «привел малолетнюю шлюху». Отец даже не заступился, не возразил ей. Это была такая гротескная ситуация: я пыталась наладить контакт как взрослый человек, но ничего не вышло. Папа умер в 2015 году, когда ему было 54. Я сильно злилась, не понимала, зачем этот человек вообще существовал. Никогда не испытывала иллюзии, что люблю отца, но задумалась о своих чувствах только после его смерти. Его присутствие на земле оправдывает лишь появление моего брата и его детей, которых я очень люблю. Спасибо папе, что у меня есть такая семья. Больше благодарить не за что. Мы с братом очень разные. Я постоянно меняю отношения, работу, круг общения, а брат дружит с одними и теми же людьми, женат уже пятнадцать лет — для меня это фантастика. Но, когда мы обсуждаем какие‑то детали из детства, он меня очень поддерживает, часто говорит, что благодарен за то, что я делюсь с ним переживаниями, присылаю тексты про ВДА. У нас разные жизни, но очень много общего, и то, что мы разговариваем, помогает нам понять друг друга. Казалось, что если я не буду спасать и поддерживать партнера, то останусь одна. А если останусь одна, то меня вообще не будет. Только в 25 лет, после двух разводов, я осознала, что все мои отношения были очень плохие и с одинаковым паттерном поведения. Постоянно думала, что надо спасать партнера, что ему очень нужна моя помощь. После чего хотела, чтобы то же самое делалось в мою сторону, и начинала грустить, если этого не происходило. Злилась и считала человека плохим, мысленно обвиняла его. В итоге мы расставались. Наверное, это был мой способ выживания, которому я научилась от мамы. Было видно, что она не любит отца, но продолжает жить с ним. И ей было так плохо, что она толком не замечала нас с братом. У мамы не получалось чувствовать себя счастливой. Поэтому я не понимала, что меня можно любить просто так. Казалось, что если я не буду спасать и поддерживать партнера, то останусь одна. А если останусь одна, то меня вообще не будет. После второго развода брат сказал, что мне нужно сходить к психотерапевту. Я десять лет периодически посещала терапевтов и искала ответ на вопрос «Что же со мной не так?». Пользовалась психотерапией как костылями: почему мне сейчас плохо? Почему у меня на работе что‑то не получается? Почему я не могу нащупать личные границы после рождения ребенка? Делаю ли я что‑то неправильно? В начале прошлой осени стало понятно, что в новых отношениях снова что‑то идет не так. В тот период я наткнулась на термины «рано повзрослевшие дети» и «зрелые дети» и начала изучать эту тему. Раскопала книгу «Взрослые дети алкоголиков», про которую знала и считала, что она не имеет ко мне отношения. Но я все же прочитала описание к ней, и меня придавило. Глобальный ответ на вопрос «Что же со мной не так?» нашелся именно в ней. Я пошла на группу ВДА в правильный момент, когда у меня не было никаких ориентиров, просто очень плохо себя чувствовала. ВДА называет это «состоянием дна», но оно дает тебе силы — помогает отпустить контроль, ведь все и так уже рухнуло. На первом же занятии я плакала два с половиной часа. После этого несколько недель было сложно вернуться в группу, потому что я понимала, какой гигантский путь предстоит пройти. Думаю, занятия займут много лет. Все равно я еще не раз столкнусь с вопросом «Что со мной не так?». Но сейчас есть больше понимания. В некоторые моменты получается остановиться, порассуждать и действовать не исходя из травмы, а из пожелания себе здоровья и счастья. Групп для ВДА очень много, можно прийти в любой момент. Там довольно быстро пропадает ощущение одиночества. Я думала, что моя ситуация уникальна, а оказалось, что это не так. Можно послушать чужие истории и осознать, что есть те, кто стал увереннее, а кто‑то только начал терапию. Единственное условие — желание выздороветь. Это не простая дорога, по которой движение будет и вверх, и вниз. Буквально две недели назад я думала: «Вау, как мне офигенно, программа работает», а потом опять плакала. Не знаю, что со мной будет, но чувствую, что у меня есть почва под ногами и любое движение лучше бездействия.

Мои родители не сразу были пьющими. У меня было совершенно прекрасное и счастливое детство ровно лет до 6. Я выросла в поселке городского типа, и мама с папой работали на градообразующем предприятии, поэтому у нас был стабильный, хороший уровень жизни: трехкомнатная квартира, машина, вполне счастливая семья с двумя дочерьми. А потом что‑то сломалось, и он начал пить. Оказалось, что у отца была алкогольная зависимость и он закодировался еще до моего рождения. Он начинал пить к выходным, но это всегда доходило до белой горячки. Домой возвращался в совершенно неадекватном состоянии. Никогда не пил больше одного дня, потому что этого было достаточно, чтобы выйти в делирий. Полностью разносил квартиру — помню, как выбил половину окон. Иногда у него случалась настоящая белая горячка с галлюцинозом. Как‑то раз он сел в стиральную машину вертикальной загрузки и был космонавтом, который улетал в космос, а мы должны были стоять по росту и салютовать ему. Часто он слышал и видел то, чего не было, — в такие моменты за ним приезжала скорая помощь и клала в палату с металлическими прутьями. На следующий день можно было прийти и посмотреть, как он спит под капельницей, прикованный в кровати. Он был неконтролируемо агрессивен, но чаще всего применял насилие к маме. Душил ее, а она отталкивала меня и шипела: «Убегай». Я очень боялась вернуться в квартиру и увидеть, что она мертва. Часто мама закрывала меня в комнате или уводила нас с сестрой. Если к вечеру отца не было дома, то мы ложились одетыми, чтобы потом тихо уйти к соседям. Там мы спали на полу, утром возвращались, собирали разбитую посуду, переодевались и шли в школу. Трезвую версию я называла папой, а пьяную — просто «он». В таком состоянии я прожила где‑то с 6 до 10 лет. А потом папа поехал на рыбалку и не вернулся. Через пару дней я услышала дома ужасный плач и вой и увидела, как маму завели в комнату — она падала, не могла идти, кричала. Мне объяснили, что папу нашли в морге: на рыбалке во время пьяной драки собутыльник убил его голыми руками. Сначала был шок. Я перестала разговаривать, потому что погиб мой самый близкий человек. Но потом подумала, что это к лучшему и теперь у нас будет обычная, нормальная жизнь. Его убили в августе. Первые три месяца мама пребывала в состоянии кататонии, а к зиме сама начала выпивать. Казалось, что это какой‑то абсурд и такое не может случиться со мной дважды. Я восприняла ситуацию как предательство: она ненавидела пьянки отца, но сделала то же самое. Оглядываясь, я понимаю, что и правда есть огромная разница между мужским и женским алкоголизмом. Мой отец мог пить годами, при этом работать и сохранять здоровье. Наверное, потому что рядом всегда были люди, которые о нем заботились. А когда начинает пить женщина, это зачастую совместимо с какой‑то невероятной депрессией и саморазрушением — она очень быстро и стремительно перестает существовать. Однажды я вылила самогон в окно, после чего мама дала мне пощечину, извинилась перед собутыльниками и сходила за новым. Мы жили в двухэтажном многоквартирном доме с подвалом, где все хранили свои соленья. В какой‑то момент я начала сидеть там часами, пока мама не заснет. У меня началось паническое расстройство, дереализация, я боялась находиться одна, не могла спать. Все в поселке знали о том, что мама пьет, — она потеряла работу, ужасно выглядела, везде искала алкоголь, знакомые видели ее на улицах. В доме практически не было еды, иногда соседи или бывшие друзья семьи кормили меня, давали продукты домой. Учителя тоже видели, что я не выспавшаяся, заплаканная. Я рассказала маме, что со мной пообщалась школьный психолог и что, если она не перестанет пить, я заявлю в органы опеки или полицию. Она рассмеялась и ответила: «Тебе плохо со мной? Ты хочешь пожить в детдоме?» Тогда я поняла, что никто не поможет ей завязать с алкоголем или позаботиться о ребенке. Я одновременно любила, жалела и ненавидела маму. Дом окончательно перестал быть домом. Когда мы жили с папой и сестрой, было уютно, ко мне приходили друзья, мама рассказывала им истории из своего детства. Даже казалось, что окружающие завидовали тому, какая у нас хорошая семья. Когда мать начала выпивать, дома все стали ходить в обуви, валялись куски грязи и окурки, которые я не успевала подметать, постоянно пахло пролитым самогоном и пепельницами. В квартире было холодно и страшно. Я ужасно стеснялась этого. В 16 лет я закончила школу и поехала вместе с подругой в соседний город-миллионник сдавать экзамены в университет. Я поступила на бюджет и получила комнату в общежитии за 350 рублей в месяц. На первом курсе устроилась на полставки в библиотеку. Зарплата была 2500 рублей — с этих денег я оплачивала себе проездной, жилье, и оставалось 2000 на еду. К тому моменту я практически оборвала связь с матерью. Иногда она звонила, говорила, что почти не пьет, а спустя несколько месяцев у нее обнаружили рак груди. Ей срочно провели мастэктомию, после чего она вернулась домой, прошла химиотерапию, и как‑то ночью у нее просто остановилось сердце. Я приехала на похороны, но через три дня решила больше не возвращаться в это место. Мне кажется, есть две частые реакции на детство с родителями с алкогольной зависимостью. Первая — начать пить, чтобы не чувствовать эту «грязь» на себе. А вторая — как у меня: паника и агрессия от алкоголя, беспорядка и людей в измененном сознании. Ребенком я злилась на водку и людей, которые ее приносили, — казалось, что они виноваты в алкогольной зависимости родителей. И даже когда я жила с партнером, то часто выливала недопитую им дорогую бутылку вина, «очищая дом от грядущей трагедии». Я сотни раз слышала, какая я молодец, что «справилась с наследственностью», — не пью и никогда не употребляла наркотики. Моей заслуги или силы воли тут нет, просто психика у всех реагирует по-разному, но в обоих случаях это травма. Я ненавижу разговоры про «это сделало тебя сильной». Мое детство сделало меня инвалидом с официальным диагнозом, с флешбэками и невозможностью наслаждаться жизнью. Когда мне было 20 лет, психиатр предположил у меня ПТСР — если я чувствовала запах алкоголя или табака, то немела, и казалось, что я снова в своей квартире, а на кухне сидит толпа незнакомцев с выпивкой. Забавно, что в какой‑то момент я поехала жить в Италию, где много пьют — после работы все идут на аперитив. Что только ни говорила, лишь бы не участвовать в этом: что у меня аллергия на алкоголь, что я принимаю антидепрессанты. Но в этой стране я узнала, что можно пить и не быть зависимой, что бокал вина ежедневно не означает, что через год ты погибнешь или навредишь своей семье. Я очень старалась забыть российский опыт. Думаю, что была бы счастливее, имея возможность не задумываясь выпить бокал шампанского на праздники. Еще одна защитная реакция ВДА — мимикрирование. Я могу сидеть неподвижно часами. Когда отец приходил домой, надо было не попасться ему на глаза и сделать вид, что никого нет. Я пряталась между спинкой кресла и стеной, практически не дышала и могла сидеть так два-три часа. До сих пор, если чувствую опасность, то не могу пошевелиться, тело немеет. Стараюсь стать невидимой, прозрачной. Когда ты растешь с пьющими родителями, то учишься улавливать перемены в настроении взрослых по дуновению ветра, так как от этого зависит твоя жизнь. По первым шагам отца в подъезде я могла точно сказать, выпил ли он. И всю оставшуюся жизнь ты угадываешь эмоции людей рядом, их настроение, пытаешься подстроиться, не раздражать, не сказать лишнего — ты смертельно боишься конфликта, и кажется, что не переживешь его. В моей взрослой жизни часто появлялись люди, которые тоже пили, и в какой‑то момент ты начинаешь думать, что притягиваешь их специально. Видишь в них родителей. Я пыталась их спасать, но при этом злилась на них за слабость. В итоге решила, что больше никогда не буду рядом с кем‑либо в активном употреблении: не хочу запрещать или что‑то доказывать, понимаю, что это болезнь, и готова возобновить общение, когда человек будет трезв. Я до сих пор злюсь на эту страшную систему в России, в которой алкоголизм остается скрытым внутри семьи. Когда отец душил мать, никто из взрослых не обсуждал со мной это. Все вокруг знали, что я могу подвергнуться сексуализированному насилию от собутыльников родителей, и видели, что мы нуждаемся в помощи, но пойти было некуда. Сейчас мне 32 года, я много раз задумывалась о детях, но не решаюсь их заводить, потому что алкоголизм наверняка присутствовал в моей семье на протяжении многих поколений, и мне кажется, что лучше не продолжать гены — пусть вся эта боль оборвется на мне. К тому же этот опыт сильно влияет на личную жизнь. Я всегда боялась рассказывать партнеру о своей семье, потому что мне казалось, что ему не нужна девушка с такой историей, когда можно найти ту, родители которой позовут его на дачу на выходные. Мне бы хотелось перестать чувствовать себя ребенком из пьющей семьи, жившим в неприятной прокуренной квартире, или хотя бы не стыдиться детства, но для этого надо «легализовать» прошлое — встречать людей с таким же опытом и учиться говорить о своем.

Минна встретила своего мужа 16 лет назад. Этот человек был умен, обладал чувством юмора и широко интересовался жизнью, приятный и доброжелательный. Люди с удовольствием проводили с ним время. Как пара они многое делали вместе - ходили в поход, в театр, проводили время с друзьями. Затем на сцену вышел алкоголь. Мужчина никогда раньше не пил, но с годами количество выпивки стало значительно увеличиваться. Постепенно хобби и социальные связи выпали из жизни -слишком часто он был пьян. Дни стали повторять одну и ту же схему: утром на работу, вернувшись домой, он начинал пить, и это продолжалось до тех пор, пока он не терял сознание. На следующий день все началось снова. "Самым большим и печальным изменением стало то, что он никогда ничему не радовался. За исключением тех случаев, когда знал, что скоро выпьет", - говорит Минна. С годами их брак превратился в поддерживающие отношения, где задачей Минны было напоминать ему о личной гигиене и оплате счетов. Надежда на то, что супруг начнет вести трезвую жизнь, исчезала с той же скоростью, с какой алкоголь попадал в горло мужчины. Минна не верила, что муж сможет бросить пить. Были разговоры о разводе, после которых муж всегда заверял, что бросит пить. Мысль о том, что муж не справится в одиночку, мешала Минне разорвать отношения. - Я знаю, что не несу за него ответственности. Но я бы не хотела, чтобы он потерял все. Пьянство мужа Минны так сильно повлияло на нее, что она очень устала и впала в депрессию. Разум овладели мрачные мысли, ни единого проблеска света. Однако гнев заставил Минну обратиться за помощью. Нарушение обещаний и постановка выпивки превыше всего остального вызвали такое сильное чувство гнева, что она начала бояться, что сделает что-нибудь со своим мужем. Минна подала заявку на терапию, посещала группы поддержки, предназначенные для близких алкоголиков. Со временем Минна вернулась к нормальной жизни. "Я больше не живу в узком кругу мужа. Я встречаюсь со многими друзьями и родственниками, занимаюсь хобби и путешествую." На терапии Минна также поняла, что ей не обязательно оставаться с мужем. "В общем, у меня такое ощущение, что я все-таки уйду от него. Я пока не знаю, когда это произойдет".

Läheisellä tarkoitetaan henkilöä, joka on sukulaisuuden, adoption, avio- tai avoliiton tai rekisteröidyn parisuhteen perusteella läheinen toiselle henkilölle. Läheisiä ovat esimerkiksi puolisot, vanhemmat, isovanhemmat, lapset ja sisarukset sekä adoptiovanhemmat ja lapset. Läheinen voi olla myös huumeita käyttävän henkilön ystävä. Huumeiden käyttö koskettaa aina myös henkilön läheisiä aiheuttaen heille huolta ja inhimillistä kärsimystä. Yhdellä huumeita käyttävällä henkilöllä on usein useita läheisiä, joten huolta kanta- vien määrä on yhteiskunnallisesti arvioiden suuri. Läheisten rooli on tunnistettu tärkeäksi, kun potilas pohtii hoitoon hakeutumista. Päihdeongelman vuoksi hoitoon hakeudutaan usein läheisen tukemana. Päihteitä käyttävän henkilön läheiset tulee huomioida aktiivisesti osana palvelujärjestelmää. Päihdehuoltolain 7 §:n mukaan myös läheisillä itsellään on oikeus saada riittävää hoitoa ja tukea päihdepalveluiden kautta (Päihdehuoltolaki 41/1986 7 §). Päihdehuollon toimipisteet voidaan Suomessa jakaa A- klinikoiden toimipisteisiin, päiväkeskuksiin, huumeidenkäyttäjien terveysneuvontapisteisiin, päihdekuntoutuslaitoksiin, katkaisuhoitoyksiköihin, huumehoitoa anta- viin laitoshoidon yksiköihin, lastensuojeluyksiköihin, nuorisoasemiin, ensi- ja turvakoteihin, päihdepsykiatrian toimipisteisiin ja vankiloihin. Päihdehoito voidaan luokitella myös sosiaali- ja terveydenhuollon yleisiksi ja erityisiksi palveluiksi. Läheiset tukevat päihteitä käyttävää henkilöä monin eri tavoin. Erityisesti päihteettömyyden tavoittelussa, hoitoon hakeutumisessa ja hoidon aloittamisessa läheisillä on usein tärkeä rooli motivoijina ja kannustajina. Joskus potilaiden ja heidän läheistensä käsitys avun tarpeesta voi olla erilainen. Käsitys hoitoon hakeutumisesta ja sopivasta ajankohdasta hakea apua ovat läheisen kanssa ristiriidassa, joka voi haitata hoitoon pääsyä ja hoidon aloittamista. Potilaan itsemääräämisoikeuden vuoksi hoidon aloittaminen ja hoitoon ohjaaminen koettiin läheisen näkökulmasta raskaaksi, etenkin jos potilas itse ei kokenut tarvetta avulle ja hoidolle. Läheiset voivat vaikuttaa huumeita käyttävän henkilön opittuihin toimintamalleihin muutostilanteissa sekä tukea potilaan itsenäisyyttä ja läheisyydentarvetta omalla toiminnallaan. Läheissuhteiden menneisyydessä kuvattiin olleen myös kielteisiä tapahtumia, jotka voivat olla esteenä päihdehoitoon hakeutumiselle ja hoitoprosessissa tukemiselle. Läheisen hoitoon ohjaaminen ja saaminen koettiin yleisesti raskaana, joten ammattilaisten antamalla tuella oli hoidon alkuvaiheessa tärkeä merkitys myös läheisen jaksamisen ja selviytymisen kannalta. Erityisesti nuorten huumeita käyttävien aikuisten kohdalla perheen huomioiminen osana hoitoa, on tutkitusti tehostanut myös päihdehoidon vaikutuksia. Läheisen päihderiippuvuuden ja siihen liittyvien mielenterveysongelmien koettiin olevan koko perhettä koskettava kriisi, joten perheenjäsenten mukaan ottaminen hoidon suunnitteluun heti alkuvaiheessa koettiin tärkeäksi. Päihteitä käyttävien henkilöiden läheiset osallistuvat usein monin erin tavoin läheisensä hoitoon ohjaamiseen, kannustamiseen sekä tukemiseen, etenkin hoidon alkuvaiheessa läheisillä usein tärkeä rooli motivoijina. Läheiset tarvitsevat myös riittävästi tietoa huumeriippuvuudesta sairautena ja sen ominaispiirteistä. Huumeita käyttävien henkilöiden läheisten kokemuksissa päihderiippuvuuden vuoksi annetusta hoidosta korostui läheisen roolin tärkeys henkilön hoitoon hakeutumisessa ja läpi koko hoito- prosessin. Läheisillä oli aktiivinen rooli, kun huumeita käyttävä henkilö pohti hoitoon hakeutumista tai ei ollut itse vielä tunnistanut hoidon tarvetta. Läheiset olivat apuna selvittämässä erilaisia hoitovaihtoehtoja ja hoitoon hakeutumisen väyliä sekä tukena käytännön asioissa. Läheiset kokivat, että henkilön oma aktiivisuus ja tiedon halu edistää hoitoon hakeutumista. Hoidon jatkuvuuden ja sitoutumisen kannalta huumeita käyttävän henkilön oman halun puute koettiin myös esteenä suunnitelmallisuuden toteutumiselle. Läheiset kokivat, että henkilön oma aktiivisuus ja tiedon halu edisti hoitoon hakeutumista. Hoidon jatkuvuuden ja sitoutumisen kannalta huumeita käyttävän henkilön oman halun puute koettiin myös esteenä suunnitelmallisuuden toteutumiselle. Psyykkinen huonovointisuus voi estää kuntoutumista, joten päihderiippuvuuden ja psyykkisten oireiden samanaikainen tehokas hoito on tämän tutkimuksen tulosten perusteella perusteltua.

Наркомания привлекла внимание Тиины около трех лет назад. Личность, внешний вид и интересы ребенка менялись так незаметно. Поведение стало спутанным, у ребенка начались психотические приступы. Однажды ребенок разбудил Тиину, крича снова и снова: «Я убью себя!» Тиина даже забрала ребенка на время домой пожить. Но ничего не помогало, на средце было тревожно. Вскоре последовало чувство страха. Ребенок стал требовать деньги, угрожал и злился, сказал, что приедет со своими друзьями. Это настолько повлияло на Тиину, что, услышав шум машины, она выглядывала в окно, чтобы посмотреть, не заехал ли кто-нибудь во двор. Она обходила дом, проверяя, заперты ли двери, а когда наступала ночь, плотно задергивала шторы, чтобы никто не мог заглянуть внутрь. - Я жила в тревоге и состоянии паники. Чувствовала, что схожу с ума. Внутри меня было так много всего, и я чувствовала, что не смогу справиться, если не поговорю с кем-нибудь. И она так и сделал. Тиина позвонила в психиатрическое отделение своего муниципалитета, сообщила о проблеме и попросила о помощи. Ей назначили встречу на ту же неделю. Тиина получила помощь в виде разговорной поддержки. - Я получила помощь, поддержку, а также много информации. И подтверждение того, что выбор, который я сделала, абсолютно правильный. Тиина также принимает лекарства от бессонницы, депрессии и тревоги. - Мне не нужны были никакие лекарства. Я пережила все другие невзгоды в жизни. Но эти переживания снесли почву из-под ног и подвергли испытанию мою собственную психику.

Около миллиона финнов страдают от употребления алкоголя близким человеком, а более ста тысяч из них в этом нуждаются. Всемирная организация здравоохранения определяет наркоманию как одно из заболеваний, причиняющих больше всего страданий человечеству. Причина в обширных физических, психологических и социальных проблемах, которые оно вызывает. По закону муниципалитет должен обеспечить людям возможность разобраться с проблемой в той степени, в которой возникнет необходимость. Стыд Муж пьет или у ребенка проблемы с наркотиками — это не обязательно те вещи, о которых захочется поговорить за кофейным столиком на работе или даже с самыми близкими друзьями. Многие родственники наркозависимых обращаются за помощью только после того, как угнетающая ситуация длится годами. Все время и силы многих близких, а иногда и деньги, уходят на уход за зависимым. Поэтому помощь фокусируется на том, как позаботиться о себе и быть здоровым эгоистом, также на практических советах - например, что не обязательно всегда быть на связи и можно выключать телефон на ночь. Или как установить свои собственные границы. Однако самое важное указание заключается в том, что вы должны перестать давать деньги. Не нужно позволять близкому употреблять вещества. Иногда стоит подумать о различных планах безопасности, например, о том, как родитель подает заявление в зуд о запрете на приближение своего ребенка. Преступность по своей сути связана с жизнью наркозависимых. Деньги нужно добывать любыми способами. Это может отразиться на жизни близких людей настолько, что наркоман может угрожать и требовать денег. Спектр эмоций, которые переживают родители в течение жизни ребенка, огромен. Однако есть одна эмоция, которую никто не ожидает испытать: страх перед своим ребенком за собственную безопасность. Последний звонок. Именно этого неохотно ожидают близкие наркозависимых. Мысль о том, когда умрет ваш любимый человек, всегда таится в глубине вашего сознания. Иногда смерть также может быть облегчением, многие люди задаются вопросом, можно ли такое чувствовать. Если ситуация продолжается уже много лет, зависимый близкий все же умирает, возникают противоречивые чувства по поводу этой ситуации. Чувство облегчения может быть трудновыносимым. Также сложно терпеть, если приходится дистанцироваться от близких. Надежда Наркомания – болезнь среди других болезней. Это можно лечить, и от этого можно вылечиться. В лучшем случае, близкий может обратиться за лечением, что приведет к выздоровлению. И всегда есть надежда. - Пока человек жив.

Исцеление от зависимостей всегда сложнее, чем можно описать в одной статье. Каждый человек индивидуален, но, поскольку зависимости имеют много общего, существуют определенные рекомендации, которым полезно следовать. Узнайте симптомы своей зависимости. Что это заставило вас сделать? Чего это заставляет вас избегать? Когда вы узнаете, как проявляется ваша зависимость, вы сможете назвать эту часть созависимостью. Это не вы, а ваша часть. Называя, можно отделиться от зависимости. Когда созависимость шепчет вам в уши, вы не в своей власти. Нечего стыдиться или осуждать. Зачастую и созависимый, и зависимый знают, что их поведение не здоровое. Цель этого раздела — повысить осознанность своих действий без осуждения. Распознайте скрытые страхи и болезненные мысли. Говорят, что первое, с чем вы сталкиваетесь на пути к изменениям, — это препятствия. Что стоит между мной и моим выздоровлением? Причинами могут быть, например, страх перемен, страх прекращения отношений, страх выживания в одиночестве и страх выживания детей. Было бы важно иметь возможность справляться с препятствиями и страхами с кем-то в безопасности и вне ситуации. Принимая ваши чувства и мысли, он может помочь вам справиться со своими страхами, не подталкивая и не оказывая на вас давления. Эти страхи и мысли часто рождаются из какого-то предыдущего болезненного опыта. Изучите историю своей жизни: откуда возникла эта ситуация? Чего вам не хватило? Рекомендуется переписать историю ваших отношений и глубже узнать, какие отношения у вас были с родителями? Разрешали ли вам быть ребенком или слишком рано пришлось приняли на себя роль взрослого? Например, если один из родителей сам эмоционально незрелый, ребенок может почувствовать, что находиться рядом с ним на эмоциональном уровне небезопасно. Таким образом, у ребенка может возникнуть фантазия о том, как «исправить» родителей, чтобы родитель мог обеспечить то, что понадобится ребенку в будущем. Такие фантазии типичны для детского выживания, но они легко продолжаются и во взрослой жизни, поскольку подсознание пытается решить что-то, что осталось незавершенным. Чего бы вы хотели в детстве? Как вы научились выживать? Задайте границы для отношений. Если вы находитесь в созависимых отношениях, предполагается, что в отношениях существует какая-то игра во власть. Созависимый часто оказывается в положении подчиненного. Эта игра за власть утомительна, как и хронически повторяющиеся. Созависимый не хочет быть трудным или требовательным. Вы не можете контролировать другого человека, но если вы хотите выздороветь сами, должны произойти изменения и в отношениях. Цель установки границ – не сковывать, а обеспечить безопасность. Пограничными условиями для продолжения отношений могут быть, например, обращение в парную терапию или исключение алкоголя из своей жизни. Если близких не согласен с новыми условиями, вам придется быть честным с самим собой: смогу ли я продолжать это терпеть, если изменения не произойдет? Укрепить психологическую безопасность. Созависимость сигнализирует о том, что безопасность исходит от другого человека. Это противоречиво, поскольку человек, у которого ищут защиты, сам часто далеко не безопасен. Нам часто хочется получить от супруга то, что недополучили от родителей. Интересуйтесь собственной жизнью. Укрепите свою индивидуальность. Поначалу это может быть сложно и даже страшно. Созависимый настолько привык видеть то, что нужно другому, и чувствует, что больше не видит себя. Возможно, ваша собственная личность настолько переплетена с другой, что у вас больше нет своей здоровой отдельной жизни. Познайте себя, что для вас важно и ценно, независимо от того, состоите вы в отношениях или нет. Какая жизнь для вас осмысленна и хороша? Если ответ «Я не знаю», смело начните узнавать об этом. Все пункты, упомянутые выше, являются упражнениями. Не позволяйте размеру вашего шага мешать вам тренироваться. Будьте добры к себе, вы можете иногда теряться, но не прекращайте искать, практикуйтесь. Вам следует придерживаться долгосрочного подхода к выздоровлению, и разумно рассматривать его как путь в годы.